Основные репортеры: ПОВ: Ричард Окделл, ПОВ: Арнольд Арамона
Место действия: Поместье Лаик
Время действия:
Персонажи: Ричард Окделл, Арнольд Арамона, отец Герман, Йоганн Катершванц, Норберт Катершванц, Арно Сэ (Савиньяк), Альберто Салина, ), Паоло Кальявэра,
читать дальше
1
В наказание, Арамона отправляет унаров ночевать в Старой галерее.
На первый взгляд ничего страшного в Старой галерее не было — просто длинный сводчатый коридор с камином посредине и нишами, в которых раньше стояли статуи эсператистских святых. Небольшие окна под самым потолком летом и то вряд ли давали достаточно света, а в зимние сумерки галерея и вовсе тонула во мраке, вдобавок холодно и сыро здесь было ужасно.
Чтобы согреться унары сначала принимаются танцевать, а потом садятся тесным кружком, чтобы греть друг друга. Греясь таким образом, унары оживленно обсуждают кто из них мог бы быть Сузой-Музой, попутно затрагивая тему восстания Франциска и политической расстановки сил на текущий момент. Их беседу прерывает раздающийся из камина жуткий голос Сузы-Музы. Тот обещает раскрытся в Фабианов день, объявить о свой кончине и передает Ричарду принесенный ужин.
Обрадованные унары приступают к его поеданию, продолжая гадать, кто же может быть Сузой-Музой. Когда Ричард уже собирается открывать тщательно запечатанное вино – старую галерею наполняет колокольный звон, глухой и дребезжащий, словно колокол треснувший или очень-очень старый.
2
Первым, глядя прямо перед собой, шествовал седой чернобровый аббат в просторном сером одеянии и с орденской совой на груди. За настоятелем попарно двигались монахи со свечами, горевшими недобрым зеленоватым светом — так светятся в лесу гнилушки, так сверкают в темноте кошачьи глаза.
Призраки, если это были призраки, приближались, и унары, не сговариваясь, отступили назад, прижавшись к ледяной кладке и жалея о том, что не могут в ней раствориться. К счастью, пленники Арамоны устроились поужинать у выступающего из стены камина, который служил хоть каким-то прикрытием, так что приближающиеся танкредианцы не могли видеть унаров, а унары — танкредианцев.
Колокол звонил непрерывно, глуша прочие звуки, если они были, и в такт ему колотилось сердце Дика — так страшно ему еще не бывало. Юноша, разумеется, слышал о призраках Лаик, под погребальный звон проходящих ледяными коридорами в бывший храм, ныне превращенный в фехтовальный зал, чтоб отслужить мессу по умершим и тем, кому еще предстоит умереть. Говорят, под взглядом мертвого аббата сквозь слои штукатурки проступали старые росписи, а бескровные губы называли тех, кто был здоров, весел и уверен в завтрашнем дне, не зная, что этот день для него уже не наступит…
Процессия медленно выплывала из-за каменного выступа. Дикон, если б захотел, мог коснуться одеяния настоятеля. Мрак в галерее сгустился еще больше, превратившись в подобие фона эсператистских икон , да медленно идущие монахи с призрачными свечами казались ожившей фреской, но вместо благоговения вызывали холодный, пронзительный ужас. Ричард в каком-то оцепенении следил за танкредианцами, а те шли и шли друг за другом, одинаковым жестом сжимая одинаковые свечи, глядя прямо перед собой, не останавливаясь и не сбиваясь с шага.
Настоятель с совой давно должен был упереться в конец галереи, но земные преграды для призраков не существуют. Под дребезжащий, несмолкающий звон серая река медленно текла вперед, и как же много было этих монахов, намного больше, чем изгнанных или убитых Франциском. Дик подумал, что перед ним проходят тени всех уничтоженных Олларом эсператистов или всех танкредианцев, обитавших в аббатстве с первого и до последнего дня его существования. Они были разными — старыми, молодыми, красивыми, уродливыми, толстыми, тощими, и они были одинаковыми со своими балахонами небеленого полотна, веревочными сандалиями и мертвыми свечами. Юноше казалось, что с тех пор, как мимо него проплыл ледяной профиль аббата, минул век или несколько веков, и что он и его друзья так и останутся здесь, а мимо, не замечая живых, будут идти мертвые, и так будет вечно.
Из-за угла камина появился очередной монах — худой и пожилой, он почему-то был один. За танкредианцем показались двое юношей с такими же зелеными свечами, но в черно-белых унарских одеждах, неотличимые, как близнецы, и еще двое, и еще, а за ними шли два брата — младший, лет шестнадцати, в фабианском облачении, старший — в рыцарских латах, но железные сапоги ступали по каменному полу бесшумно.
Дик со странной жадностью вглядывался в проплывающие лица. Двое, всегда двое… То братья, то отцы с сыновьями, то деды с внуками. Младшие в фабианском платье, старшие одеты по-разному — кто для боя, кто для бала, кто-то казался поднятым с постели, кто-то вышедшим из тюрьмы. Нищенские лохмотья мешались с королевскими одеяниями и сталью доспехов, и только свечи не менялись, обливая идущих ярким мертвенным светом. Ричард не представлял, кем были эти люди и почему их тени обречены идти за серыми монахами. Про Лаик рассказывали всякое, но о призрачных рыцарях и унарах юноша не слышал, а те продолжали свое беззвучное шествие.
Наверное, любому ужасу отпущен свой предел. Дикон сам не понимал, как перешел грань, за которой страх сменяется любопытством. Проводив взглядом человека в коричневом, чем-то напомнившим Эйвона, юноша со странным интересом повернулся навстречу следующему призраку и увидел… отца, рядом с которым с такой же свечой в руке шел он, Ричард Окделл, в ненавистных унарских тряпках.
Странно, но в тот миг происходящее не показалось ни бредом, ни мо́роком. Перед ним был отец, такой, каким он его помнил или почти таким. Светло-русые коротко стриженные волосы, короткая бородка, пересекающий бровь шрам. Герцог был серьезен и сосредоточен, словно для него не было ничего важнее, чем сохранить злой болотный огонек. Эгмонт Окделл, так же, как его предшественники, бесшумно проплыл мимо Дика. Пораженный юноша не мог оторвать взгляда от родного человека, с которым так и не простился, а тот уходил, чтобы исчезнуть в слепой, ледяной стене.
Сознание Дика словно бы раздвоилось, он прекрасно понимал, что перед ним призрак, что нужно затаиться в своем убежище, а в первый же день свободы броситься к священнику-эсператисту, но что значит ум, когда уходит отец?! Может быть, закрой герцога чужие спины, Дик бы и удержался, но Эгмонт Окделл шел последним, и Ричард бросился за уходящим.
Колокольный звон смолк, в уши юноши громом ударил звук его собственных шагов, но уходящие в никуда и не думали оборачиваться, и тогда Дик закричал, громко и отчаянно, но отец даже не вздрогнул.
Паоло останавливает Дика, который пытается уйти за монахами следом и ведет его выпить вина. Испуганные унары зажигают четыре свечи и произносят старинный заговор, против злых сил. Открывая бутылку Паоло ранит о пробку палец
— Подождать надо, — вмешался Йоганн, — сначала поливать немного на свечи. Пусть Четыре Волны будут уносить злые проклятия ото всех нас, сколько б их ни наделали.
— Пусть Четыре Ветра разгонят тучи, сколько б их ни было, — прошептали Берто и Паоло.
— Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было, — добавил Арно.
— Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, — завершил Дик заклятье, отвращающее беду.
3
Пока унары мерзнут в Старой галерее, Арнольд Арамона размышляет о том, как удачно ему удалось подставить Окделла. И как он уронил свой авторитет постыдной истерикой. Размышляя о том как теперь поступить, потому что с одной стороны Окделла надо выгнать, а с другой за него заступились влиятельные детки, которых лучше не трогать, Арамона планомерно напивается тинтой.
В середине ночи к пьяному Арамоне приходит отец Герман, одетый в дорожное и явно только что приехавший. Отец Герман знает о вызодке Сузы-Музы с вертелом, но Арамона нетрезво рассказывает ему о последней выходке преступника. И о том, что запер шестерых унаров в Старой Галерее. Это вызывает у отца Германа приступ ужаса и он бежит вызволять заключенных.
4
Отец Герман с порога допытывает у унаров не видели ли они чего-нибудь необычного, но те дружно отвечают что не видели. Священник провожает их по кельям и обещает поговорить с ними со всем индивидуально утром. Сообщение о том, что унары ничего не видели его успокаивает.
Ричард остается в келье, ему удается с трудом согреться замотавшись в одеялом. А потом к нему неожиданно приходят Паоло и отец Герман.
— Ричард, ты спишь?
— Паоло?!
— Ты не против?
Еще бы Дик был против! Паоло оказался хорошим парнем, и потом эта ночь… Она никогда не кончится!
— Я рад, заходи, садись.
— Некогда, мне нужно срочно ехать, но я должен тебе кое-что сказать. Это старое. Очень старое, но оно принадлежит тебе.
— Ты уезжаешь? — Дикон ничего не понимал. — С кем, куда?
— Так получилось, — улыбнулся кэналлиец, — запомни: «Их четверо. Всегда четверо. Навечно четверо, но сердце должно быть одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат».
— Кого?
— Не нужно ничего объяснять. — Отец Герман все в той же черной одежде стоял в дверях. — Рэй Кальявэра, пора. Следуйте за мной.
Кэналлиец быстро глянул на Дика — он хотел что-то сказать, но олларианец не дал ему такой возможности. Под немигающим взглядом священника Паоло наклонил в знак прощания голову и вышел, клирик последовал за ним, но на пороге оглянулся.
— Лучшее всего, тан Окделл, если вы ляжете спать и все забудете. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете! И во имя Четверых будьте осторожны. Прощайте. Постарайтесь понять, что нет ничего тише крика и туманней очевидности. Если вы это уразумеете, возможно, вам удастся спасти хоть что-то. Или спастись самому.
Они оставляют ему весьма туманные напутствия и уходят. А дальше Дику толи снится, толи чудятся удивительные природные явления, которые он видят из окна кельи в ночном небе.
5
Утром Ричарду приносят завтрак и сообщают, что занятий не будет. Окделл сидит в своей кельи и пытается вспомнить и понять, что с ним случилось ночью, но чем дольше думает, тем меньше понимает.
В обед унаров выпускают из келий в общий зал. Ричард чувствует что что-то не так, что-то изменилось, но говорить об этом не хочет при слугах. Да и остальные унары выглядят подавленными. В зале остаются только трое младших менторов, которые боятся распорядится об обеде и все в тишине целый час сидят и ждут пока придет Арамона.
Арамона приходит и объявляет что
Во-первых, история с так называемым графом из Путеллы благополучно разрешилась, во-вторых, через три недели вы получите отпуск и право выхода за пределы Лаик, в-третьих, унар Паоло был вынужден нас покинуть. Сегодня занятий не будет, но завтра в Лаик все пойдет как положено.
Ричард, выслушав Арамону, ковыряется в горохе и предается размышлениям о том, как ему жаль что уехал Паоло и что стоит поговорить с отцом Германом. И переживает из-за Сузы Музы и своего обучения в Лаик.
Вопрос о возращении отца Германа задает Арно. Арамона обещает что священник вернется вечером. Однако он так и не возвращается. Через неделю в Лаик появляется новый капелан – отец Ионас. Пожилой, сутулый и лысый, он ничем не напоминал утонченного отца Германа.
Жизнь входит в привычное всем русло. О старой галерее Ричард старается не думать.
В главе так же упоминались персонажи: Эгмонт Окделл, Валентин Придд, Эстебанн Сабве (КолиньярЭдвард Феншо, Константин Манро, Жульен Горуа, Юлиус Ауэ, Бласко Дельгадо, Роберт Лоу, Луитджи Фариани, Карл Тротта-ур-Фрошенбах, Суза-Муза-Лаперуза граф Медуза из Путеллы
Полезные описания:
Тинта
читать дальшеКрасное, сладкое, крепленое вино. Люди хорошего тона полагали пить тинту вульгарным, тем не менее это был весьма популярный напиток среди зажиточных горожан.
Для обзоров
@темы: Ричард Окделл, Валентин Придд, КнК, Альберто Салина, Чтения, Арнольд Арамона, Эгмонт Окделл, отец Герман, Йоганн Катершванц, Норберт Катершванц, ПОВ: Ричард Окделл, Арно Сэ (Савиньяк), Бласко Дельгадо, Жульен Горуа, Карл Тротта-ур-Фрошенбах, Луитджи Фариани, ПОВ: Арнольд Арамона, Поместье Лаик, Роберт Лоу, Эдвард Феншо, Юлиус Ауэ, Суза-Муза-Лаперуза граф Медуза из Путеллы, Паоло Кальявэра, Эстебан Сабве (Колиньяр),